Размах крыльев ангела - Страница 65

Он снова объявился внезапно, когда Маша совсем не ждала, застал врасплох. Позвонил где-то между шалью для сестры Дольникова и шелковой накидкой для какой-то малоизвестной телеведущей, Маша как раз работала – расписывала свадебное платье.

Молодая невеста, купившая платье в самой Италии у известного кутюрье, вдруг решила, что недостаточно в нем хороша, что свадебное платье ее бледнит, что изюминки не хватает. Захотелось ей, видишь ли, каких-то нюансов, штрихов каких-то. Творчества захотелось в пику известному кутюрье.

Маша при виде этого роскошного платья из тончайшего шелка, изысканного и элегантного в своей простоте, чуть было снова не захотела замуж, но тут же одумалась – хватит, постояла и она один раз в таком платье. Постояла и будет с нее. Платье, как оказалось, – это еще даже не начало, это так, суета и гламур, малостоящие фантики. Но за работу взялась. Взялась, а у самой душа в пятки: не простой кусочек шелка – испортила, ничего, новый купим, – а бесценная вещь, что случись, так никаких денег не хватит расплатиться.

В магазине «Все для шитья» она купила пяльцы и медленно, осторожно, по кусочкам, словно минер, принялась разрисовывать нежнейший шелк бледными розами на тонких стеблях. По счастью, как настоящая девочка, розы она освоила в совершенстве еще в детстве, вместе с удивительными большеглазыми принцессами. Для полного удобства Маша сходила в ателье и, честно объяснив проблему, выпросила под залог старый манекен.

Вот за этим занятием, за возней вокруг манекена он ее и застал.

Глава 3. Магазин

Сначала был звонок в дверь, долгий и нетерпеливый. И Маша опять оказалась не готовой к его визиту, снова приняла его за консьержку.

– Привет, Мурашка! – бодро затрубил он на всю прихожую, давно отвыкшую от шума и голосов. – Сердишься, да? Ну не сердись. Виноват, а повинную голову меч не сечет.

Он снова крепко обнимал и прижимал к себе, а Машка снова уворачивалась, пытаясь скукожиться в комок по причине, как ей казалось, неодетости – из-за жары только коротюсенькие шортики и подвернутая под грудь футболка. Да еще в этих дурацких объятиях ее шлепали по попе зажатые у него в руке многочисленные яркие пакеты, какой-то пластик неприятно холодил голую спину, острый угол упирался в поясницу.

Она выворачивалась и совершенно, абсолютно не понимала, почему она должна на него сердиться, чем он может быть перед ней виноват.

– Миша, – сердито сопела Мария, – да отпусти же меня немедленно. Миша, что ты делаешь?

Видимо, Миша задумался над тем, что он делает, не нашел подходящего ответа и выпустил ее из рук.

– Машка, понимаешь, я хотел сразу заехать, как вернулся, но столько всего сразу навалилось. Сначала думал, что на денек опоздаю, потом на два… Сама ведь знаешь, как оно бывает.

– Миша, ничего страшного, – Мария потихоньку приходила в себя, – подумаешь, не зашел…

Но Михал Юрич будто бы не верил в ее прощение, продолжал смешно и назойливо оправдываться. Ему это удивительно не шло.

– Я сначала хотел позвонить, а потом решил не звонить. Ведь лучше, когда без звонка, правда? Я думал, что приду сейчас и скажу тебе, что только вчера прилетел, совру… Только, знаешь, я, оказывается, тебе врать так и не научился, никогда я не мог тебе врать.

Он был таким чудесным, таким загорелым, с выгоревшими на солнце волосами, с белозубой улыбкой во весь рот, в тертых джинсах и распахнутой рубашке поло, что Маша залюбовалась им, мягко улыбаясь. Залюбовалась на одно мгновение и оборвала себя: все понятно, яппи на отдыхе, сплошной позитив.

– Проходи, Миша, как отдохнул? Чаю хочешь? – вежливо пригласила Мария, беря себя в руки.

Ежу понятно, что ничего общего у них больше нет и быть не может. И дело даже не в том, что он яппи, а в том, что она та самая сказочная лиса. Была у зайчика избушка лубяная, а у лисы ледяная…

– Машка, – не обращая внимания не изменившийся тон, взмолился Михаил, – да забери уже у меня пакеты. Это тебе, мы с Данькой везде тебе подарки покупали. Данила знаешь как старался, выбирал…

– Данила? Кто это? – Маша так удивилась, что даже забыла отказаться и привычно поблагодарить, пакеты благополучно переместились в Машины руки.

– Это мой сын. Я ему очень много про тебя рассказывал. Про нас с тобой…

Да нет никаких нас с тобой! Неужели ты не понимаешь? Были когда-то, да все вышли, были, да сплыли. Что, ну что можно рассказывать про нас с тобой? Это из другой жизни, даже не из предыдущей!

– …про то, как ты мне зуб выбила, и про то, как мы в границу играли, и я тебя целый день на поводке водил, потому что ты была служебной собакой, и про то, как мы в шкафу спрятались и чуть не задохнулись…

– А про фигурное катание рассказывал? Когда ты меня головой об пол уронил? – купилась Маша, не в силах больше сопротивляться воспоминаниям.

– Ох, а про это я забыл! Точно, ты тогда еще делала вид, что тебе совсем не больно, чтобы мне не попало… – Михаил замер на полуслове, проходя в комнату с манекеном. – Машка, ты что, замуж выходишь?

Маша, озабоченная тем, чтобы убрать с дороги пакеты, не сразу откликнулась. Она в это время суетливо размышляла, как будет правильнее – все сразу посмотреть и выразить немыслимые восторги или же посмотреть потом, а сначала выказать себя радушной хозяйкой. Сама же чай предложила…

– Машка, признавайся, что ты молчишь?! Я, может быть, сейчас ревновать начну. Мы, кстати, в детстве в Отелло не играли?

– К кому ревновать? – недоуменно спросила Маша, вырастая на пороге комнаты.

Вот ужас, в бывшей Мишкиной комнате Мария как раз и оборудовала себе мастерскую. А так как работала Мария иногда прямо-таки как стахановка с опережением графика, то и навести долгожданный порядок руки никак не доходили. Кругом краски, банки-склянки, грязные формочки с засохшими остатками туши, кастрюля с парафином, старые газеты, все этим самым парафином изгвазданные… Пол она, конечно, застелила полиэтиленом, но все равно… Сейчас он как разорется, что она из квартиры свинарник устроила. Вон лицо какое сделал!