Приехавшая Александра действительно заняла все Машины мысли и время. Днем они бродили по городу, гуляли, смотрели, болтали без умолку. И погода им на удачу в один день наладилась, настоящее лето пришло. И лужи враз высохли. И можно было гулять, гулять до дрожи в ногах. Петергоф, Царское Село, Репино…
Как и Маша год назад, Александра задыхалась в душном городе, не могла спать по ночам.
– Как вы здесь жить можете? Всю ночь под окнами что-то грохочет, дышать нечем. Только засыпать начала, какие-то придурки заорали, сигнализация все время вопит, – жаловалась среди ночи подруга, мрачно куря посередине кухни в сикось-накось надетом ситцевом халате. – Весь день носитесь как угорелые, так что же вам ночью не спится?
– Сашуля, просто лето у нас такое короткое! Молодежи хочется погулять, белые ведь ночи. Мосты разводят, люди специально посмотреть приходят. Хочешь, пойдем и мы мосты смотреть?
– Ни за что, я сегодня так находилась, что у меня ноги в ласты превратились. И расстояния у вас тут, я тебе скажу!
– Сашуля, это тебе с непривычки так кажется. Я тоже первое время совсем здесь спать не могла, и ноги у меня болели. У нас город необыкновенный, мы с тобой еще так мало посмотреть успели…
– Да ладно, не защищай ты так свой город. Это я от зависти. Классно у вас тут, не то что наша дыра, да ты и сама прекрасно знаешь. Кстати, в Москве еще хуже, там вообще никто просто так не ходит, только бегом. Но спать я расхотела, так что давай со мной чай пить, а то мне скучно одной. Поболтаем, что ли?
И они болтали еще и ночь напролет. Маша расспрашивала о Лошках, Александра рассказывала.
Степаныч собрался с Клавой расписываться, совсем семейный стал. Машин лошковский дом просто в хоромы превратил, даже сам Пургин заходил посмотреть. Пургин в облцентре какой-то тендер выиграл, дома строит, денег вообще куры не клюют. Наезжает в Лошки с личным водителем, даже в костюме один раз приезжал и с галстуком. Македонский в Норкине вроде бы, наконец, к какому-то делу пристроился, только точно Сашка не знает – Македонский же и наврет с три короба, не дорого возьмет. Вроде бы за службу безопасности какую-то отвечает, а вроде бы у местного депутата в помощниках. А у Александры муж, слава тебе господи, весной освободился. И Пургин его в Лошках на строительство определил. Сашка хотела его с собой взять в Москву, а потом сюда, только Пургин мужа не отпустил – сезон. Да ничего, похолостякует пока недельку, крепче любить станет.
– А у тебя-то, Маш, как на личном фронте? Есть кто?
– Нету. Некогда мне, Саш, я работать должна. У меня кредит за машину, и еще я откладываю… – Маша прикусила язык, не хотелось рассказывать Александре, что с жильем у нее не все так просто, что квартира, которой Сашка так восхищалась, может быть в обозримом будущем сменяна на что-то значительно скромнее. – Я же весь день в магазине или в бегах по всяким организациям, мне бы вечером только до дома добраться. А еще и самой порисовать хочется, знаешь как мне нравится!..
– И кто бы мог подумать, что из тебя прямо настоящий художник получится? Это твои картинки в спальне у тебя висят в рамочках?
Маша весело расхохоталась:
– Нет, что ты, это прабабушка моя рисовала, я так не могу. Красивые, правда? Я на них когда смотрю, у меня даже на сердце теплее становится.
– Это у вас семейное. А что, твоя прабабка известной художницей была?
– Какой там известной, просто училась у настоящего художника, у знаменитого…
Маша собиралась уже было рассказать Саше историю знакомства прабабушки с самим Шагалом, но подруга перебила:
– Слушай, а у вас в семье фамильные реликвии есть? Как в старых семьях, которые по наследству передаются? Там ложки какие-нибудь или серьги, например? Во, бриллианты!
– Бриллианты! – рассмеялась Маша. – Наши фамильные бриллианты сразу после революции были отнесены в Совет народных комиссаров и сданы большевикам. Мне бабушка рассказывала.
– Неужели ничего себе не оставили? – не поверила Саша. – Всегда же оставляют самое дорогое, на черный день.
– Да не знаю точно, может быть, и оставили что-то по мелочи, но в войну все на продукты поменяли. А я, когда старенькая стану, буду внукам прабабушкины рисунки передавать, лет сто пройдет, и их можно будет фамильными реликвиями называть.
И Саша снова оседлала любимого конька:
– Так что, ты так за целый год никого себе не нашла? Машка, ты ж молодая, а живешь как бабка старая. Такая девка, при квартире, при машине, бизнес свой, они что, мужики, совсем у вас тут малахольные? Что им надо-то? Ну хоть кто-нибудь-то у тебя есть? Хотя бы так, для здоровья?
– Ой, знаешь, привязался тут один, просто прохода не дает. В магазине познакомились.
– А ты?
– Я? Не знаю. Он, наверно, хороший. Красивый такой, и ухаживает так красиво, и обеспеченный. Но он мне, понимаешь, очень Македонского напоминает. Мы когда с Македонским познакомились, точно так же все начиналось. Он даже внешне на него похож. Брр! Нет, не могу.
– А какого тебе надо тогда?
– Какого? – Мария задумалась, мечтательно выдала:—Я бы хотела такого, чтобы полная противоположность Македонскому была. Чтобы не верста коломенская, а нормального среднего роста, не спортсмен накачанный, а наоборот, чтобы не блондин, как Саша был… Да это все не главное, а главное, чтобы никаких «тем» у него не было, ничего бы не «замучивал», чтобы обычным, нормальным делом занимался. Вот какого я хочу.
– А этот твой, друг детства?
– Саш, да у него же жена и сын. Он мне просто друг, и все. Даже не друг, так…
– Да, жена… Нет, женатый – это не вариант, с женатыми не связывайся. Наобещает с три короба, а от жены не уйдет никогда. А если и уйдет, это нехорошо чужую семью разбивать.